Сволочь

      Я люблю свою сволочную душу. И я люблю причинять людям боль.
      Когда-то я хотел бороться за мир с острым мечом в руке, но однажды подумал: а ради чего? Кому нужен мир? Человек сам устраивает себе войну, не только деля территорию по древнему обычаю, но и просто ругаясь с близкими и друзьями. Кому нужна правда? Человек по самое «не хочу, не буду, не просите» погряз в собственной лжи и сам себе уже не может признаться в том, что он дурак. Кому нужна эта жизнь? Нашим детям? Не смешите меня! Им уже всё равно, они видят грязный мир и не хотят рождаться, они рождаются и умирают, а если и живут, то, преодолевая себя, борясь с собственными слабостями и глупостями, с болью проигрывают эту битву и мучаются, бедные, до самой смерти, они живут в кошмаре и делают кошмар, они плюют на своих родителей, которые, кстати, заслуживают этого. Да что они? Я! Я – тварь, порожденная богом. И поэтому я люблю причинять людям боль.

      Я люблю свой паскудный нрав! Я – мерзавец, вылепленный богом по его же образу и подобию. Я люблю казни и несправедливый суд, которым правит старая грымза - старуха-хмыриха Фемида. Та ещё стерва! Помню, как однажды эта мразь заявилась на заседание, где должны были приговорить к смерти одного придурка, в розовом кимоно с белыми перьями, а в чахлую газонную траву, заплеванную окурками, которая по велению бога торчала из её круглой башки, Фемида вплела стебли то ли огурцов, то ли гороха. Не, ну её стилист определенно торчит в запое уже не один десяток лет! Правда, я давно уже смеюсь над мерзкой теткой, но сегодня мне не до этой швали. Дела, понимаете ли! Дела, господа!
      Вообще-то я часто рассуждаю на столь злободневные темы, люблю строить из себя умного. Особенно мне нравится это занятие проводить утром за чашечкой черного, как мои мысли, кофе. Хотя на самом деле я ненавижу кофе, а по утрам, обкуренный, дрыхну на полу у батареи, но не мог же я сказать вам, что философствую, как и вы, в сортире после тяжелого дня, наполненного литрами пива, которое уже не лезет ни в какой горло, кроме как назад на белый свет.
      Сейчас я сижу на зеленой простыне, а тётка длинными, как макароны, пальцами пытается проколоть мне нижнюю губу. Ну-ну, родная, давай же быстрее, иначе вчерашнее бухло окажется на твоем белом халатике! А хочешь, покажу тебе свой язык? Да ты не бойся, что он такой фиолетовый, просто с утреца мне удалось куснуть черники, это ягода такая. Ну, чё развалилась-то? У меня, блин, кровь течёт, фу, уже до шеи дотекла, а она тут разлеглась, как на кровати. Эй, ты, если на моей беленькой маечке окажется хоть капелька крови, ты сожрешь эту простыню и свой мерзкий халат, дура! Ой, держите меня, у неё глазоньки открылись, то же мне – явление Христа народу. Давай, докалывай, а то пока ты тут валялась, я уже мог четыре раза сходить повеситься. Чуешь, какая красная у меня кровь? А может, ты хочешь попробовать её? Лизни, не стесняйся, она такая же вкусная, как твои любимые конфеты. Хотя нет, закрой рот, меня достали твои макароны. Нет, не те, что у тебя вместо пальцев, а те, что висят перед твоими глазами.
      Оказывается, это очень муторно – прокалывать губы. Гораздо проще дело обстояло с языком, ушами и носом. Но ведь я создан богом, а страдать – значит облекаться бессмертием. Ладно всё хорошо, что хорошо кончается. Хотя нет, хорошо всё то, что вообще когда либо кончается. Ненавижу бесконечность! Все пальцы сломаешь, пока нарисуешь, да и к тому же глаза Верки всё время напоминают мне знак бесконечности. Кстати, для тех, кто не знает, Верка – это моя невеста. К ней я теперь и направляюсь, она сказала, что её мать привезла из Египта кальян. Короче повеселимся мы с Веркой сегодня ночью!

      Когда утро начинается после полудня, оно кажется серым молоком с жёлтыми пятнами. Ты просыпаешь почти в пустом городе, где по пустым улицам негодяй-ветер гоняет прошлогодний снег. Завтрак кончился, а обед ещё не начался, хорошие «офисятники» сидят себе в своих кабинетах, глядят на бумажки с цифирьками и разнообразными каракулями и мечтают о деньгах, внеплановом отпуске с прикольной бабёнкой и чтоб начальнику упал на голову кирпич. Ни у кого нет сил бороться даже за собственные идеалы. Мне очень жаль, но мне приходится думать о вас, потому что наступает очередное гадкое утро. На Веркиной кровати жёлтая шёлковая простыня, а на прикроватном столике графинчик с розочкой. Сама Верка давно свалила на учебу, а меня оставила в обкурено-надушенной комнате пухнуть от скуки. Но мне ведь никогда не будет плохо наедине с самим собой, единственная моя проблема – это вы, вы ведь любите подслушивать и подглядывать за чужими мыслями, а мне бы сейчас не хотелось, чтобы мои гнусные мысли кто-нибудь разглядел. Я с болью думаю о вас и мечтаю о войне. Я люблю себя и хочу уйти. Я всего на всего забыл простую истину: страдать – значит облекаться бессмертием. Справедливости нет, потому что я терплю вас. Вы сидите в своих креслах и трескаете суп из пакетика, думая, что живете правильно. В моей голове три мысли: я, вы и боль. Эти три слова тесно связаны между собой, как сиамские близнецы, сросшиеся в одно шестиглазое чудище. Я люблю причинять вам боль, боль убивает меня и возносит вас на небеса, там вы режете себе вены, по которым течёт суп из пакетика, но не умираете, потому что бог заплатил за вас всех, маленькие лужицы дерьма, своей жизнью. Ваш бог дорого платит мне за то, чтобы и я не умирал, боится, гад, беспорядков в рае! Меня убивают тысячу раз в день, но я жив до сих пор, потому что то, чего долго желаешь всей душой, никогда-никогда не сбудется.
      Моё сознание синими пятнами разливается по стене и превращается в большую карту мира. Сейчас я смешаю нитроглицерин с ватой и взорву этот мир к чертовой матери, чтоб он не плясал у меня перед глазами, мешая думать.
      Стрелка часов спешит и никогда не возвращается. Она заставляет меня согласно постоянному плану делать одно и то же. Она идёт и идёт. И тикает: слишком поздно, поздно, поздно!
      Моё дикое сердце в ярости. Такое хрупкое, должно исчезнуть как воздух. Я никогда не вернусь на землю, утону в поиске таких же, как я. Только чувства покажут, кто я на самом деле. Шторм направляет меня бежать. Свет обманывает, я никогда не вернусь домой, с кучей друзей и в полном одиночестве. С удовольствием опущусь на путь низости, ведущий к смерти. Я убегу на путь грехов. Тогда хор из ангелов запоёт: «Этот сумасшедший поражает бога!» А по тому, как он его накажет, видно мнение бога о нём.
      У меня нет веры, у меня есть только мои мысли. Надоело. Падать, вставать и идти. Тонуть, выплывать и глотать капли воздуха. Взлетать, ловить совершенство ветра и снова возвращаться на землю. Надоело. Дерево каждую осень теряет свои листья. Листок падает, но дерево живёт. Я теряю себя. Каждый день я бросаю свои мысли по ветру. Мысли о мире и о тебе улетаю в никуда. Мысли – ничто.
      Пустота в наше время весит много больше, время дураков и безумцев. Кто сегодня кричит, тот завтра уже умирает. Строку, которую написала моя жизнь, никто не прочтёт. Слишком поздно! Дождь смывает горы, уносит в море, земля в руинах, всегда и уже много лет. Нам остаётся лишь коротенькое время, наполненное трудностями странствований и поиска на этой земле. Слишком поздно! Темнота смерти везде, она не пахнет розами, она только у могилы. Твоё стройное тело, такое нежное и любимое, такое драгоценное и безупречное... Оно тоже погружается в царство теней. Тебя тоже ждёт эта судьба. Спроси чёрта, спроси своего бога. Слишком поздно! По нам не видно, кто был победителем, кто проигравшим, кто бедным, кто богатым, неизвестно, кем мы были, всё равно останется лишь темнота. Ты можешь быть священником, лжецом, писателем, вором, миллионерам со счётом в Швейцарии, можешь просить на улице милостыню, можешь быть президентом или пьяницей - тебе всё равно напишут золотое письмо на граните. Но ничего с собой ты туда не возьмёшь! Фокусник, учитель, писатель, хирург, прокурор, могильщик, работодатель, альфонс, предатель, вор или обыватель... Слишком поздно!
      Время боли и противоречий, время крика, зависти и борьбы, время смерти и того, что прокляли, время, которое почти доводит то конца. Время, полное жестокости, вызванной глупостью. Время, полное ошибочности, полное зависти. Время, полное гордости, лишенной правды. Время горя, которое сокращает наши жизни. Жить между двумя вулканами, сидя на мине, жить между двумя огнями с автоматом в руке, жить на краю моря и на вершине неба, жить и падать в никуда, стрелять в кусты и думать, что это игра.
      Когда Луна прячется, и Солнце больше не держит нас в тепле. Когда карлики становятся огромными, и мир восторгается старыми героями, когда тени становятся длиннее, когда ненависть сдавливает воздух, слова горят глубоко в сердце, и ты чувствуешь, что становишься сумасшедшим. Когда дни становятся длиннее, когда все слова уже сказаны, пришло время уходить, когда злоба становится громче, фальшивые звуки вдруг становятся искусством, слабаки становятся кумирами, тогда мне здесь места нет.

      Я люблю своё совершенное Я! Я стою в туалете самого пафосного ресторана нашего города и пишу на стене слово «анархия». Я устал видеть кислые лица. Я хочу нарушить покой и размеренную жизнь, стучащую по мозгам. Вы мне надоели, как Солнце, которое каждый день висит над моим окном и рассказывает мне о детях. Наглые лица капризных детей я замазываю чёрной краской, выводя букву «я» с длинным, как у кометы, хвостом. Сейчас я возьмусь за этот хвост, потяну и открою дверь в другой мир. Хотя сколько не долби кулаками по персиковому кафелю, голову себе не оторвешь. Верка мне сказала, что если я ещё раз напишу слово «анархия», она бросит меня. С тех пор я ещё нарисовал заветное слово 47 раз, а Верка так и звонит мне каждый день и ноет, прося, чтобы я пришёл к ней. Но я ведь очень умный молодой человек и буду причинять зверскую боль даже своей девушке. Я позвоню ей и скажу, что я ухожу от неё, потому что она самая страшная и тупая из всех. Она не заметила даже «анархию», написанную у неё в туалете. Мир – дерьмо, и всё, что плавает в нём, соответственно тоже не лучше. Что плавает в дерьме? Крысы.
      Я иду по улице и вижу рожи больных муравьев, вечно спешащих в никуда. Куда они торопятся? Хотят достойно завершить свою жизнь, с детьми и внуками в загородном доме? Многие хотят долететь до Солнца, но почти все не долетают и до первого этажа, более того – не отрываются даже от земли, ползая, как змеи, и шипя друг на друга. Серые дома образуют мрачный туннель, в конце которого света нет. Грязные улицы образуют лабиринт, но выбраться из него невозможно, потому что, переходя из города в город, одни и те же улицы становятся гигантской ловушкой для паразитов-комаров. Ничего нельзя исправить, нельзя объяснить человечеству, что оно копошится в навозной куче. Ты – один, зато миллионы тех, кто может доказать, что груда навоза – это небесный свет. Нет, белый свет вокруг меня, а вокруг вас уже не видно вашей ауры неудачников. Плохая идея – родиться, но ещё хуже идея – жить. Помучиться, понять, что жизнь – ничто и свалить назад. Зачем же тратить кучу времени на пустоту, на поиски нечего, на веру в никого, на разговоры с самим собой?

      Я увидел тебя в зеркале и мир расцвел во мне. Я влюбился в тебя, в твою мерзкую душу, мне так нравится быть с тобой. Никто, кроме тебя, не вызывает во мне таких чувств. Тебе ведь лучше знать, что я люблю себя, себя, своё прекрасное Я!
      Я покупаю чипсы и выбрасываю их на улице. Тут же налетают какие-то дети и схавывают всё подчистую. Дай бог их родителям никогда не увидеть старость! Дай бог их детям никогда не увидеть своих родителей! Дай бог им самим жить зря! Бог – творение моих рук, бог – пустота, висящая на небе или валяющаяся в земле, бог сам свалил из ужаснейшего мира, который сам же и создал. Всё, даже крысы бегут с тонущего корабля, а вы чего сидите в трюме и жрете чипсы? Вы решили умереть по-простому? Поверьте, ничего у вас не получится, то, о чем мечтаешь всю жизнь, никогда-никогда не сбудется.
      Я пишу слово «анархия» на асфальте перед твоим домом. Я пишу слово «анархия» белыми красками на небе. На самом деле мне всё равно, кто будет править миром идиотов: сами ли идиоты, или более наглые идиоты, ставшие во главе идиотского общества.
      Я пишу слово «анархия» у тебя на лбу, стерев висевшую там всю жизнь надпись «идиот», но ты даже не видишь преображения, смотришь себе под ноги на мерзлую землю. Ты идешь домой и вылазишь в Интернет – там ты супергерой, ты ложишься у телевизора – тут ты прилежный гражданин демократического государства, ты открываешь холодильник – тут ты бездонная яма, ты ложишься спать – ты опять супергерой, ну а с утра – снова никто, как уже много лет, всегда и навсегда.

      Я стою над обрывом и делаю шаг в пустоту. Я люблю только себя. Я хочу уйти. Я хочу вернуться домой. Но большая птица подхватывает меня и возносит к небесам, я кусаю её за ногу и снова лечу вниз. Но падаю на купол взявшегося из неоткуда парашютиста. Он благополучно приземляется, а я ложусь ему на лицо и прекращаю его жизнь.
      Я люблю причинять людям боль. Я забираю всё и ничего не даю взамен, ведь страдать – значит облекаться бессмертием. Пустота приносит только смерть, пустота везде вокруг и внутри вас, она заставляет вас дышать – корчиться в предсмертных муках.
      Быть может сегодня я вернусь домой. Я ждал этого целую вечность.
      Я сажусь в самолет и вижу в иллюминаторе большое серое крыло. Взрываются огни взлетно-посадочной полосы, и колеса шасси со скрипом отрываются от земли. Самолет держит курс на юг. Самолет, летящий в страну счастья, самолет, летящий в мою жизнь.

      Когда всё закончится, приходи в церковь и посмотри мне в глаза. Ты хотел всего этого? Тогда достань нож и сделай всё то, что ты хочешь.

®created by Evgenia Rastorgueva